В тридцать восьмой части этой статьи мы продолжаем знакомство с Махабхаратой, осмысливая её Древние Славяно-Арийские образы. Перед началом чтения 38-й части статьи советую прочитать сначала её предыдущие части:
Разъяснение древних Славяно-Арийских образов.
Разъяснение образов, встречающихся в этой главе, даётся не в алфавитном порядке, а для удобства усвоения их смысла – в порядке их появления в тексте стихов.
Полубоги: великие Йоги, Ведуны, Жрецы, Волхвы, взрастившие свои Дивьи тела (Души) до уровня раскрытия сверхспособностей: ясновидения, яснослышания, телепатии, телекинеза и т.п., но ещё не полностью перенесшие в них своё внимание и взрастившие их не окончательно. После окончательного взращивания Дивьих тел лни становятся Богами мира Слави (Светлой Нави). К полубогам относятся и существа, населяющие мир Слави: Гандхарвы, Апцары и т.п., о чём ранее уже было поведано в этом произведении.
Руру. В соответствии с Древлесловенской Речью: Р – Реци (Рекущий), У – Устой (Традиция). Объединённый образ: «Рекущий Устой (Традицию)».
СОЖЖЕНИЕ ЗМЕЙ.
Ади Парва, главы 3, 8-52.
АСТИКА ДВАЖДЫРОЖДЁННЫЙ.
Как Месяц в своё полнолунное время,
Блистая, росло драгоценное семя.
Росло, чтоб исполнить своё назначенье,
От Солнца в нём были и мощь и свеченье.
Пылал и сверкал он, безликий покуда, —
Зародыш той силы, что сделает чудо.
Змея дождалась надлежащего срока,
Чтоб сын засиял и вблизи и далёко.
Младенец, как солнечный отблеск явился, —
Казалось, Божественный Отпрыск родился.
От блага рождения принял он бремя:
Избавить от страха змеиное племя.
Он рос, изучая Конъ Вед многоправый,
В чертоге Владыки змеиной державы.
Изведал он Гимны, узнал он Преданья,
Которые были древней Мирозданья.
От Знанья он сделался Дваждырождённым,
Светым Правдолюбцем, Премудрым Учёным.
Он понял, что есть у творений безсчётных,
У птиц, у людей, у растений, животных, —
Единый язык – это Конъ соучастья
В деяниях Правды, Сочувствия, Счастья.
Он понял, великим умом озарённый,
Что все подчиняются малые Коны
Великому Кону во всём Мирозданье:
Живущему зла ты не делай созданью,
Живи, никому не внушая боязни,
Исполненный к тварям добра и приязни,
Не смей убивать ни растенье, ни зверя,
Единою мерой себя с ними меря.
Отмеченный кротостью и безкорыстьем,
Будь милостив к людям, и птицам, и листьям,
Прощенье и Правда в деянье и в речи, —
Вот Пращуров Конъ, он же – Конъ человечий!
Он рос, величайший тот Конъ постигая,
Дорога пред ним открывалась благая.
О нём, что в утробе лежал, не рождённый,
«Он есть!» — Джараткару сказал убеждённый,
«Он есть! — повторяли все твари сердечно, —
Он — Астика, он — Существующий Вечно,
Затем, что всегда существует познанье»!
Прославленным сделалось это прозванье,
Оно прославлялось, подобное чуду,
И рос мальчуган, почитаем повсюду.
Возмездье меж тем приближалось к виновным,
Грозя истреблением змей поголовным.
Змей Васуки молвил сестре Джараткару:
«Предчувствую, милая, грозную кару.
Но сын твой мужает, растёт мой племянник,
В грядущем — Великий Подвижник и Странник.
Открой мальчугану его назначенье:
Несчастных спасти, отвратить всесожженье».
Послушалась добрая женщина змея
И молвила Астике, близких жалея:
«Мой сын, не стремясь к наслажденью, к веселью,
Я замуж пошла с предначертанной целью.
Узнай же замужества цель и причину,
Змеиного племени страх и кручину.
Решила красавица Кадру когда-то, —
Об этом, о, сын, я узнала от брата, —
«Он чёрный!» — сказать о коне беломастном,
Как свежее, сбитое масло, прекрасном.
Промолвила змеям: «Коня перекрасим», —
Надеясь, что дети ответят согласьем.
Но змеи не приняли слов криводушных,
И мать прокляла сыновей непослушных:
«Придёт Джанамеджая, змей уничтожит,
Змеиному роду конец он положит.
Придёт Властелин в заповедное время,
Придёт и сожжёт он змеиное племя».
Но Сварогъ, создавший творенья живые,
Ответил на эти слова роковые:
«Сгорят нечестивцы, погибнут злодеи,
Спасутся невинные, добрые змеи.
Лишённые жала останутся живы.
Придёт Джараткару, безгрешный, правдивый,
Придёт и возьмёт соименницу в жёны.
Родится их сын, чистотой наделённый,
По имени Астика, Правды блюститель, —
То будет змеиного рода спаситель».
Теперь ты узнал, о взлелеянный мною,
Зачем я Подвижнику стала женою.
Тебя родила я с великою целью.
О, сын мой, нельзя предаваться безделью,
К Царю Джанамеджае двинуться надо:
Готовы уже и Алтарь для Обряда,
И жертвенный ковш, и сосуд, и поленья, —
Вот-вот загорится огонь истребленья!
О, сын мой, рождённый для нашего блага,
В чьём сердце — Добро, Справедливость, Отвага,
Скажи мне, могу ли спасения ждать я,
Скажи мне, избавишь ли змей от проклятья»?
Ответствовал Астика: «Правду восславлю,
Живые творенья от смерти избавлю».
Чтоб чудо свершить, порешил он сначала
О змеях узнать, не имеющих жала,
Узнал он подъявшего море и сушу, —
Он Шеши узнал справедливую Душу,
Узнал он о змеях, лишённых отравы,
Узнал их поступки, и мысли, и нравы,
Услышал в правдивом Преданье старинном
О добрых Подвижниках в царстве змеином,
Стремящихся к благу, не склонных к наветам…
Главу «Махабхараты» кончим на этом.
О ДОБРЫХ ЗМЕЯХ.
Так сказано в древнем Преданье известном:
Есть разные твари на своде Небесном,
Там есть полудемоны, есть полубоги,
Проходят порой по Земле их дороги.
Там есть песнопевцы, чьи звонки напевы,
Там есть дивнобёдрые, стройные девы.
Однажды с Небесною девой прекрасной
Сошёлся один полубог сладкогласный.
От бремени срок наступил разрешиться,
Дитя подарила Земле чаровница.
В прибрежных кустарниках, в месте безлюдном,
Оставила девочку с обликом чудным.
К реке приближался Подвижник в ту пору.
Предстало дитя изумлённому взору.
Увидев прелестное это созданье, 
Почувствовал Странник Любовь, Состраданье.
Он девочку взял, и взрастил, и взлелеял,
В Душе у неё добродетель посеял.
Она ему дочерью стала приёмной,
Росла, расцветая, в Обители скромной.
Красавица лучшей из девушек стала,
И прелестью и благочестьем блистала.
Однажды чудесную, как сновиденье,
Подобную лотосу в нежном цветенье,
Ведунъ увидал эту деву красивый,
По имени Руру, Подвижник правдивый.
Посватался к девушке Дваждырождённый,
Стремительным Богом Любви побеждённый.
Приёмный родитель ответил согласьем,
Воскликнул: «Мы свадьбою Землю украсим»!
Назначил он день по особым приметам,
Согласно Уставу и Предков Заветам.
За три дня до свадьбы счастливая Веста,
С подругами выбрав прелестное место,
Играла, плясала в одежде блестящей,
Играя, змеи не заметила спящей,
Которая в скользкие кольца свернулась,
От песен и смеха подруг не проснулась.
В игре наступила, влекомая Рокомъ,
Вдруг Веста на эту змею ненароком.
Змея, в полусонном ещё состоянье,
Согласно инстинкту – свершила деянье –
Вонзила в красавицу гнусное жало, —
И Веста, отравлена ядом, упала.
Но даже мертва, холодна, бездыханна,
Была она взору мила и желанна,
Лежала на тёплой земле без движенья,
Подобная лотосу в пору цветенья.
От яда змеиного, ярко блистая,
Сильней расцвела красота молодая.
Взглянув на неё, испугались подруги,
И стон по лесной покатился округе.
Приёмный отец и жених закричали,
Друзья зарыдали в безмерной печали,
Отшельники, чуждые горю доселе,
Подвижники, Странники, плача, сидели
Вокруг бездыханного юного тела,
И всё, что цвело, об усопшей скорбело,
И Руру смотрел обезумевшим взглядом
На юность, убитую мерзостным ядом.
Снедаемый скорбью великой и жгучей,
Оттуда он в лес удалился дремучий.
Он жалобно сетовал, горем палимый.
Он плакал о ней, он рыдал о любимой:
«Лежит без движенья жена дорогая,
Безмолвно страданье моё умножая,
Лежит на земле бездыханною тенью,
Как лотос, который стремился к цветенью.
Но всё возрастает её обаянье,
И если я всем раздавал подаянье,
И если Обет исполнял я сурово,
И если трудился для блага людского,
И если познал я духовное счастье,
Затем, что с рожденья обуздывал страсти,
И если не тщетно моё благочестье,
То жизнь да вернётся к возлюбленной Весте,
И если дана моим Подвигам сила, —
Хочу, чтобы Весту она оживила»!
Внезапно Богов появился посланник.
Сказал он: «О, Руру, Подвижник и Странник!
К чему твои речи? От бренного слова
Нельзя мертвецу превратиться в живого,
И если от смертного жизнь отлетела, —
Не слово ему помогает, а дело»!
«Какое же дело судили мне Боги?
Поведай, о, путник с Небесной дороги»!
«Змёю отравленной в злую годину
Ты собственной жизни отдай половину.
Зачтётся Подвижнику эта заслуга,
Отдашь — и воспрянет из мёртвых подруга»!
Ответствовал Руру Небесному Сыну:
«Я жизни своей отдаю половину!
Пускай же, змеиным отравлена ядом,
Украшена прелести юной нарядом,
Любовью увенчана, Счастьем сверкая,
Воспрянет подруга моя дорогая»!
Небесный Посол, снаряжённый Богами,
Явился тогда к правосудному Яме,
К Властителю Смерти, к Блюстителю Кона.
Сказал ему: «Просьбе внемли благосклонно!
Есть Руру, Подвижник, познавший кручину,
Он жизни своей отдаёт половину,
Чтоб жизнь ты вернул его умершей Весте.
Какие страдальцу поведать мне вести»?
Ответствовал Вестнику Бог Правосудный:
«Да жизнь возвратится к красавице чудной!
Пусть тот, кто сильнее отравы змеиной,
Пожертвует жизни своей половиной.
Воспрянет красавица этой ценою,
Подвижнику доброму станет женою».
Так сказано было Владыкою Кона,
И мёртвая дева, без боли, без стона,
Как будто от сна для блаженного бденья,
Как лотос, взлелеянный силой цветенья,
Воспрянула, заново жить начиная,
И сделалась ярче краса молодая.
Так Праведной Жизни своей половиной
Пожертвовал Руру подруге невинной.
Был счастлив жених, устремившийся к Весте,
И свадьбу сыграли, и зажили вместе
Две жизни, — супруг, отыскавший супругу, —
Добра и отрады желая друг другу.
А Руру поклялся, исполненный гнева:
«Пойду ли я вправо, пойду ли я влево,
В лесу или в поле, вблизи иль далёко,
Но змей истреблю я повсюду жестоко»!
Он палицей змей убивал повсеместно:
Светому пощада была неизвестна.
Однажды в лесу, у прогнившей колоды,
Он змея узрел незнакомой породы:
На Солнышке грелся он, вытянув тело,
Всесильная Старость его одолела.
Как будто орудьем Судьбы, свирепея,
Подвижник ударил дубиною змея.
Тот молвил: «Отшельник, услышь моё слово!
Тебе я вреда не нанёс никакого,
Зачем же пришёл ты, о Праведник, в ярость?
Ты бьёшь меня палкой, презрев мою старость»!
«О, змей, я не внемлю твоей укоризне!
Супругу мою, что милее мне жизни,
Змея отравила смертельной отравой.
Поклялся я клятвою грозной и правой:
«Куда ни пойду я, всегда и повсюду
Я змей убивать многомерзостных буду».
Поэтому, я и тебя уничтожу,
Убью, разорву непотребную кожу»!
Ответствовал змей: «О, Мудрец знаменитый!
Не все мы свирепы, не все ядовиты,
Не все мы жестоки и втайне трусливы,
Не все мы коварны и алчно кусливы,
Не все мы злодействуем, жалим, клевещем,
Не все мы в сообществе слиты зловещем!
Вот наша порода — людей не кусает
И даже порою от яда спасает.
Мы многих творений добрее, честнее,
О, Странник, мы только по запаху змеи,
Мы обликом схожи, окраскою кожи, —
Зато мы душою и сердцем не схожи.
Мы связаны с ними названием общим,
Но разное любим, по-разному ропщем.
Мы связаны с ними несчастьем единым,
Но счастьем не схожи со счастьем змеиным.
Не схожи по нашим делам и стремленьям,
Хоть нас презирают единым презреньем.
Иного мы жаждем, иное провидим,
И змей мы не меньше, чем вы, ненавидим».
Смутился, подумал испуганный Руру:
«На жизнь Мудреца покусился я сдуру».
Сказал он тому необычному змею:
«Тебя убивать не желаю, не смею.
Но кто ты, кому даровал я прощенье?
Ты, может быть, змей, испытал превращенье»?
Ответствовал змей: «Был я Праведник строгий,
Известный под именем Тысяченогий.
Был проклят Подвижником, злом обуянным,
Став змеем неведомым и безымянным».
Жрец Руру спросил: «По какой же причине
Ты проклят и ползаешь змеем поныне?
Ты в облике этом пребудешь доколе?
Ответь мне, причастный страдальческой доле»!
Сказал ему змей незлобивой породы:
«Был дружен с Жрецом я в давнишние годы.
Однажды, огню исполняя служенье,
Он жертвенное совершал приношенье,
А я развлекался, как мальчик лукавый, —
Я сделал змею из травы для забавы.
Увидев змею, что ползла среди праха,
Подвижник сознанья лишился от страха.
Богатый молитвами, правдоречивый,
Взыскующий Истины, благочестивый,
Обетам и Подвигам предан сурово,
Не сразу пришёл он в сознание снова.
Сказал он, меня точно гневом сжигая:
«Твоя ненавистна мне выдумка злая!
Змею из травы ты сработал недаром:
Смеяться решил над Свещенником старым!
Подобие сделал ты — мне в устрашенье,
Когда я огню совершал приношенье.
Ты был образцом, но подобием станешь,
Ты был Мудрецом, — ныне к змеям пристанешь,
Ты будешь змеёю, такой же безсильной»! —
Он крикнул, Духовною Мощью обильный.
Склонившись пред Странником, сведущим в Коне,
Смущенный, смиренно сложил я ладони,
Сказал я, свой жребий предчувствуя жуткий:
«Мой друг, я змею сотворил ради шутки,
Поверь же, Мудрец, что совсем не по злобе
Я создал одно из противных подобий.
Ты строг, но для друга ты сделай изъятье.
Прости же меня, отмени ты проклятье»!
Так плакал, молил я, Судьбой удручённый.
Подвижник, раскаяньем чистым смягчённый,
Ко мне обратился с таким заклинаньем, —
Дышал он горячим и частым дыханьем:
«Я слово сказал, и оно — непреложно.
Проклятье моё отменить невозможно.
Но так как с тобою дружили мы прежде,
То в сердце ты выбери место надежде.
Ты жди, о, Мудрец, надлежащего срока.
Родится Подвижник, Мудрец без порока.
Придёт он к тебе, милосердье проявит,
Тебя от проклятия Руру избавит».
Жреца поразив этой мудрою речью,
Он принял и облик и стать человечью,
Подобьем он был — в образец превратился,
Исчезла змея, и Мудрец возродился!
Сказал он: «Ты видишь, о твёрдый в Обете,
Что есть и хорошие змеи на свете.
Поведал нам Тот, кто творения множит:
«Придёт Джанамеджая, змей уничтожит,
Сгорят нечестивцы, погибнут злодеи,
Спасутся невинные, честные змеи,
Которые жаждут добра и познанья!..».
На этом главу мы кончаем сказанья.
ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ
Свежие комментарии