Ритуал можно определить, как ряд жестов, отвечающих основным потребностям и которые должно выполнить в соответствии с некоторой соразмерностью. Согласно санскритской этимологии, это слово обозначает приказ (rita). Его происхождение теряется во мраке времен и остается неизвестным даже для тех, кто его исполняет, хотя они и сохранили о нем наследственную память.
Нет ничего беспричинного в подобных церемониях. Эти простые жесты, ставшие исполнительскими приемами, состоят из песен, музыки, слов, воспроизводя естественные позы, бывшие изначально рефлексами, спонтанно вызванными в аналогичных обстоятельствах, отвечающих тем же потребностям. Это - элементарные жесты, которые мы выполняем ежедневно, они сопутствуют нашей Манере жить, ходить, одеваться, проявлять доброжелательность или враждебность.
Ритуалы купания, еды, любви, смерти освящают основные моменты существования человека - рождение ребенка, омовение во время крещения, женитьбу, требующую похищения невесты, похороны, сопровождаемые преданием усопшего земле, подобно зерну, которое должно взойти и возродиться, и, наконец, пиршество, дополняющее всякую церемонию и освященное символикой вкушения Евхаристии.
Все ремесла имеют свои ритуалы. Древнее земледелие подчинялось религиозным канонам, как, впрочем, и архитектура, особенно храмовая, следы чего сохранились в ориентации и освящении, или как металлургия, символический язык которой, как мы видели, трансформировался в алхимии.
На заре древних времен не было разницы между оскверняющим жестом и священным ритуалом, потому что сферы осквернения как таковой не существовало. По традициям цивилизации любая должность была жреческой. Ничто не исключалось из числа священных атрибутов и, следовательно, не было ничего порочного. Ибо понятие «порок», как и ложноритуальное «негатив», является всего лишь толкованием в худую сторону всегда «позитивного» характера подлинных ритуалов и незнанием их двойственной основы.
Всякое повседневное занятие было ритуальным. Мы, люди современности, из вежливости снимая шляпу, почтительно склоняя голову или куртуазно протягивая руку, воспроизводим древний священный ритуал, ставший светским, повторяем символический обряд, ставший просто обычаем, и если мы не выполним его, это зачастую приносит вред нашей безопасности и спокойной уверенности или, проще говоря, нашей репутации. Как гласит конфуцианский текст, ритуалы помогали объединить намерения, направить действия, гармонизировать души и добиться всеобщего
равновесия сил, как физических, так и социальных. И это высказывание позволяет считать Конфуция китайским Пифагором. В древнем Китае изменить ритуал даже в малейшей степени значило совершить преступление; это наказывалось как преступление/Такая коллективная гармонизация была только способом применения закона о тонких соответствиях, связывающих различные уровни человека. Ибо, если потребовать от науки легитимизировать подобные акты, она легко докажет, что их важность зависит от психосоматической связи, которая происходит в голове того, кто' совершает богослужение, как мы неоднократно показывали в первой части нашего исследования. Некоторые религиозные ритуалы, называемые таинствами, позволили и позволяют передавать духовное влияние, облегчающее метафизическое исполнение.
В конце концов ритуалы привели к ограничению некоего зарезервированного (то есть священного) круга в цивилизациях, соединивших их со светскими сферами жизни. Итак, сделать священным все, что мы делаем, и все, чем мы являемся, называется «жертвой», «жертвоприношением», посвящением этих действий невидимым силам, от которых мы взамен ожидаем защиты и покровительства, даже если эти силы скрыты под видом закона больших чисел или теории вероятностей.
Формы этой немой мольбы были бесчисленны, начиная с человеческих жертвоприношений у ацтеков или египтян в периоды правления первых династий и вплоть до бойни великих войн. Семь христианских таинств стали чистыми символами, значение которых подчеркивала совместная молитва. Это понятие жертвы, на котором основана традиция таинств, получило необычное развитие у ведийских арийцев. А. Даниэлу (A. Danielou) пишет, что в Индии существовало принесение в жертву лошадей, которое длилось годами, обслуживаясь множеством священников и поглощая доходы больших королевств. Эта ритуальная активность включает в течение годового цикла месяцы и дни, подчиняющиеся фундаментальным управляющим жизнью ритмам - сердечным и дыхательным. Ритм постукивающей по земле ноги породил танец, сопровождающийся пением и музыкой. В этом и состоит первобытный и самый древний жест, который отображен в Китае и Черной Африке в пляске медведя, а у американских индейцев в танцах бизона, орла, кондора и змеи.
В этом смысле Индия, к примеру, наиболее подготовлена к этому биению пульса жизни - самим Шивой, богом энергии и космической радости, общедоступным ликом которого является образ Царя танца (nataraja). Он демонстрирует силу жизни в непрестанных столкновениях двух противоборствующих сил. В правой руке божества - маленький барабан, подчеркивающий ритм танца. В ладони левой руки -язык огня. Он танцует на расплющенном теле убитого им карлика, аллегории поверженного человеческого невежества. Ореол пламени, окружающий божество, - это неиссякаемая живучесть природы и в то же время свет знаний.
Продолжая тему на более естественном уровне, отметим, что индийские танцовщицы добиваются выражения восьми основных эмоций, представляющих любовь, сострадание, изумление, смех, гнев, отвагу, страх и невозмутимость, кодифицируя их с помощью 50 жестов (называемых «мудры», «mudras» - следы колец) и 125 поз своего тела.
Священные танцы позволяют нам проникнуть за кулисы греческого театра, в котором тоже господствовал «choreia», ритм, заключавший в себе поэзию, музыку и танец, игравшие в жизни эллинов гораздо более важную роль, чем пластическое искусство.
Орфические мистерии и празднества в честь Бахуса включали в себя танцы, как и таинства в Средние века. А Платон заявлял: «Нужно, чтобы наши молодые люди не только превосходно танцевали, но сделали танец самим совершенством».
В Японии мы находим пример подобного символического языка в театре «по», актеры которого сопровождают священные позы монотонным чтением текстов, напоминающим пение псалмов. В течение одного представления исполняют обычно пять «по». Мы видим на сцене паломника или путешественника, прибывающего в селение, прославленное в древней легенде, которую (в качестве вступления) рассказывает ему местный крестьянин. Затем персонажи драмы появляются в виде духов и призраков, которых играют жители деревни. Некоторые из актеров носят маски и все они двигаются с ритуальной медлительностью. Десять статистов слева образуют хор, а флейта, два тамбурина и барабан справа - оркестр.
Продолжая следовать путем ритма, направившего нас от танца к музыке и театру, мы встречаемся с ритуальными праздниками, торжественно отмечаемыми в начале и конце года, основная цель которых связана с возращением весны. Обычно их сопровождает тушение или добывание огня, что не является ритуалом, вышедшим из употребления, поскольку мы все еще разводим огонь в Иванов день и тот же обряд периодически исполняется перед Могилой Неизвестного Солдата. Это доказывает, что, помимо религиозных ритуалов, существуют и гражданские, которые являются их современной трансформацией.
Действия, которые сегодня кажутся нам просто играми, были ритуальными, как, например, шахматы, карты Таро, мяч или качели. Вспомним о масках Карнавала, подобно античным Сатурналиям или примитивным Оргиям позволявших свести к нескольким дням или неделям излишества всякого рода, а в обычное время запрещенных.
Все народы в той или иной степени практиковали такие ритуалы, основанные на необходимости иметь хоть какое-то социальное раскрепощение. Существовали и другие, более локальные обряды, хотя они кажутся нам такими же подходящими для повседневного удовольствия, как и первые, - например курение трубки или чашка чая.
У индейцев племени сиу, живущих в резервациях Дакоты, священная курительная трубка, она же «трубка мира», спустилась с неба, и дым ее подобен фимиаму; по словам Ф. Шуона (Schuon), она представляет собой теологический синтез и орудие ритуала, в котором сосредоточена духовная жизнь краснокожих. Полный ритуал трубки содержит три фазы: очищение дымом, распространение его до масштаба Вселенной и символическое жертвоприношение огню.
Японская «чайная церемония» происходит от ритуала, установленного монахами дзэн-буддизма, которые имели обыкновение пить чай из одной чаши перед изображением Бодхидхармы, основоположника этого учения. Все необходимое для этого ритуала - от чайного дома, окружающего дом сада и до ведущей к дверям аллеи - создает впечатление простоты, целомудрия и умиротворения. В приглушенном свете, погруженные в тишину, где, отразившись от голых стен, затухает даже сдержанный звук, мы слышим только журчание воды, поющей в чайнике, куда поместили кусочки железа - их приглушенное позвякивание, кажется, доносит шум водопада или плеск далеких морских волн...
Те же японцы, приверженцы дзэн-буддизма, проводят ритуал стрельбы из лука. Придя на смену молоту из твердой древесины, каменному топору и праще, лук
стал первым более или менее прицельным оружием доисторического человека. Поскольку искусства, в том числе искусство применения оружия, предусматривали умение владеть собой, использование лука стало в Японии школой духовной концентрации. У стрелка должно было хватить ловкости и раскованности, чтобы натянуть лук так же естественно, как он дышит, и автоматизма, чтобы выпустить стрелу и поразить цель с закрытыми глазами. Поскольку стрела была стрелком, а Бог - мишенью, в цель можно было попасть лишь благодаря абсолютному отрешению от временных связей.
Стрельба из лука приводит нас к древним охотничьим и военным обрядам, превратившимся во времена рыцарства в ритуалы посвящения. Мы остановимся на двух наиболее ярких проявлениях этих обычаев, а именно - паломничество и путешествие, которые, впрочем, имеют несомненную связь как между собой, так и с театральным искусством. Например, трудно уточнить, какой из мотивов спровоцировал Крестовые походы - вера, или война, поскольку в рыцарском мировоззрении эти понятия, несомненно, неразделимы. Что касается театра, он является не только общим символом человеческой жизни, но, кроме того, обязан своим возникновением путешествию, поскольку у всех народов начинался со странствующей формы существования.
Во многих традициях различные стадии посвящения рассматриваются как этапы странствия или морского плавания. Это состояние странствия не что иное, как состояние послушничества, и различные похождения Улисса в «Одиссее» или приключения, испытываемые китайским героем Юй (Si-Yeou-Ki), могут считаться иллюстрацией к малым таинствам посвящения.
Существует, наконец, последний ритуал, может быть, самый важный, хотя непривычно рассматривать его под таким углом, - это письмо, символ разговорного языка, который сам по себе является символическим. Следовательно, это символ второго порядка. Но так как человек начал разговаривать с момента своего возникновения, а письменность существует не более 30 000 лет, в течение которых она прошла этапы от доисторических петроглифов, содержащих послания в виде своеобразных «комиксов», и египетских и китайских идеограмм, иллюстрировавших только идею, до силлабической и алфавитной азбуки финикийцев, передававших слово и звук без обязательной эволюции и перехода от одного к другому.
Идеограммы представляют собой то, что мы могли бы назвать абсолютным письмом, поскольку они не зависят от разговорного языка. Они являются синтетическим и бессловесным, чисто визуальным языком, подобно так называемым арабским цифрам, понятным всем народам, хотя по-разному именуемым разными языками.
Используемое вначале священнослужителями, летописцами древних монархов, письмо долгое время существовало как священное хранилище, подобное эху первоначального языка, форма букв которого сама по себе была священна, поскольку предназначалась для распространения мысли, и ее первобытная трансцендентальность была трансцендентальностью мира. Ибо мир рассматривался как книга, которая расшифровывала божественное послание, а традиционное письмо было всего лишь переводом этого высшего Слова на понятный язык. В самом деле, «наука о буквах», по словам Рене Генона, была познанием сути вещей, а каллиграфия, воспроизводившая космогонический процесс, - ритуалом, предваряющим посвящение переписчиков (scribes), которые поначалу все были учеными.
Свежие комментарии