Мир провоцирует подростков на то, что лицемерно называет «антиобщественными проявлениями» — лгать, блудить, красть, принимать наркотики, убивать.
Провоцирует всем своим укладом, а потом либо относится к совершёнными ими делам абсолютно наплевательски — в случае, если это не касается интересов «хозяев жизни» (принимать наркотики, торговать собой, погибать в бессмысленных драках разрешается), либо жестоко карает их за то же, на что сам спровоцировал — в случае, если это задевает интересы «власть предержащих» (красть у богатых и вообще у «сильных» или портить их имущество запрещается). Это создаёт даже не двойственную мораль. Это полностью разрушает психику подростка, его жизненные ориентиры, а в конечном счёте просто лишает его желания жить.
Кадры документального фильма. 14-летний подросток (не из «элиты», конечно). Окаменевшее, спокойное лицо — не дегенеративное, как у рекламных малолетних «звездочек». Обычное. Украл пистолет где-то, пытался продать, был задержан. Отвечает на вопросы коротко. Матери нет. Отец в тюрьме (бывший офицер, спившийся при новой власти). Живёт с бабушкой, тремя младшими братьями и совсем маленькой сестрой. В школу не ходит. Работает — перебирает старые машины в мастерской… Съёмочная группа в маленькой, убогой квартире. Бабушка рассказывает о том, как заботится внук о младших, как недоедает, чтобы накормить их, как бьётся за каждый рублик… Мальчик лет 12, глядя в сторону, тихо говорит: «Не унижайся.» Бабушка отмахивается. Просит помочь внуку. Вдруг камера дёргается — маленький, лет двух, мальчишка с плачем швыряет в телевизионщиков игрушечным самосвалом, кричит… Лицо 12-летнего мальчика: страшное, с белыми губами, в глазах — ненависть к благополучным людям, «делающим сюжет»: «Уходите, убирайтесь…» — цедит он и вытесняет собой из квартиры съёмочную группу.
Мальчик украл пистолет и хотел продать, чтобы заплатить адвокату. «отца надо из тюрьмы вытаскивать.» Он ещё не знает, что скоро сам попадёт туда же, что он обречён. Не знает он и того, что денег за пистолет не хватило бы даже на средненького адвоката. Его укоряют: «Мало ли в какие руки попало бы оружие? Ты понимаешь?» Слова пустые, мёртвые. Он молчит. Во взгляде подростка — стылая тоска. Для него всё, ему сказанное, ничего не значит. Ему нужен отец. Для справедливости нужны деньги. Он пытался их достать. Как мог.
Диалог между журналистом и следователем. «Но он же первый раз, у него приводов не было. Может, надо было пожалеть?» Лицо следователя, его слова: «Пожалеть? Можно бы… Ну да ничего. Пройдёт через систему — поймёт, что к чему.»
От этих слов становится страшно. От небрежности, с которой они брошены. Как брошен в «систему» мальчишка — куском мяса в мясорубку. Злой вопрос возникает в мозгу: а окажись пистолет у сыночка олигарха или хоть средней руки «нового русского» — испытал бы он на себе все прелести «системы»? Едва ли… «Система» — она для вот таких. Полуголодных обитателей полунищих окраинных трущоб.
Колония. Кем он вернётся оттуда? Верит ли сам следователь в то, что мальчик «поймёт»? Нет, не верит, конечно. Он просто закрыл ещё одно дело. Да какое — о торговце огнестрельным оружием…
Сперва я хотел написать, что неправы оба — и следователь и журналист. Холодноглазый и бездушный выродок-сыскарь — потому что небрежно, походя сломал судьбу подростка, обрёк его на физические и душевные муки, разом лишил любого будущего (кроме преступного — никем другим, кроме преступников, ненавидящих всё и вся, из колоний не выходят!) А журналист неправ, потому что «жалеть» всё-таки нельзя, просто нужно изыскать другое наказание (да хотя бы публичную порку. И не говорите мне, что это «негуманно»! Вдумайтесь, что в самом деле гуманней: вырвать из жизни четырнадцати-пятнадцатилетнего мальчишки год, два, три его жизни, однозначно превратив его в изломанного, озлобленного зверька без будущего — или «всыпать» ему как следует, не обрекая на заключение и — внимание! — почти наверняка уберегая его от дальнейших проступков, потому что боль — она записывается в мозг, как речь — на магнитофонную плёнку и служит предупреждением на будущее, оставляет след в памяти, но не вырывает пацана из жизни. Подумайте, только честно подумайте, без слюней и аханья.) Но потом я понял — речь тут вообще не идёт о правоте и неправоте. Речь идёт только об ублюдочном мире, созданном ублюдками для ублюдков. Этот сюжет неприложим к вопросу о воспитании. Он просто есть. Он сотнями дублируется в наших городах — изо дня в день. Вот и всё. О том или ином наказании речь может идти, когда нарушены справедливые законы справедливого общества… Или хотя бы общества, стремящегося к справедливости (каким был СССР, что бы о нём не говорили!). Мальчишка, поджёгший кошку, заслуживает порки. Заслуживает её и тот, кто угнал машину — «покататься». И малолетний вымогатель денег у слабых и младших — заслуживает.
Но здесь-то совсем не то! Здесь нет преступника. Здесь есть жертва государственного, возведённого в ранг закона, произвола, жертва принципа «горе слабому!». И то, что подобное вообще возможно, показывает насколько глубоко больно наше общество, вынуждающее своих детей идти на преступления, а потом беспощадно карающее тех из них, кто не имеет защиты в виде папиного кошелька.
Каждый раз, слыша о таких — и подобных — историях, я мучаюсь вопросом: кем бы стал очередной погубленный подросток, случись ему жить 20-30-40 лет назад? Космонавтом?.. Военным?.. Врачом?.. Дипломатом?.. Просто хорошим, работящим, счастливым человеком? Меня ужасает это сопоставление.
Мог бы стать. А стал — никем. Номером закрытого уголовного дела.
Свежие комментарии