ЧАДА СЛАВЯН Ч.3

Перепекание младенцев

Если ребенок слабый и часто болеет, применяли такой прием который называется «перепекание младенца». Считалось, что этот ребенок не набрал нужной для развития энергии в утробе матери и поэтому его как бы рождали заново. «Утром как только затопят печку, призывают бабку-знахарку* она берет ребенка кладет или сажает его на хлебную лопатку на которой лежит лепешка и до трех раз подносит лопатку с ребенком к устью печки, а мать ребенка идет в сенцы смотрит в дверь и говорит: «Бабка, бабка что делаешь? –

Перепекаю младенца (имя реч). – На что? – Выгоняю из него собачью старость.

- Перепекай же и выгоняй собачью старость, чтобы не было отрыжки».

Знахарка ещё не снимавши ребенка с лопаты приказывает поймать щенка и посадить его под плетуху сзади себя. Когда это сделают, тогда знахарка говорит:

«Перепекла младенца (имя реч.), выпекла из него собачью старость. На собачью старость дую и плюю, а младенца (имя реч) целую».

Потом обратясь задом к младенцу начинает плевать и дуть на щенка, а затем три раза целует ребенка. После этого на плетухе, под которой лежит щенок, купают ребенка в теплой воде, настоянной на соломе поднятой с перекрестка дорог. Выкупавши ребенка, щенка выгоняют из избы и приговаривают:

«Иди ты собака и разноси свою собачью старость от младенца (имя реч) по буграм по лугам, по буеракам, по пашням, по лесам, по садам, по кустам и прочим местам, чтобы твоя старость не сушила младенца (имя реч.) и не крушила его отца с матерью».

Младенца одевают в свежие одежды, а старые сжигают в печке и золу развевают по воздуху, воду же которая осталась от купания выливают под печку. Потом бабка берёт младенца на руки, подносит его к печке, поднимает три раза вверх, приговаривая:

«Будь теперь мой внучек со столб вышины, с печь толщины»

и передает его матери. Лечение окончено.

В некоторых местах Владимирской губернии, такое перепекание производится не только над больными детьми, но в виде профилактики над каждым ребенком, для чего тот час по окончании родов, нарочно затопляется печь. При запекании ребенок или просто кладется на лопату, во что ни будь завернутый или как в некоторых местах Костромской губернии обертывается тестом».

При проведении выше приведенного обряда женщины обязаны распустить волосы, так как перепекание это действие экстремальное, требующее напряжения всех природных сил, отпущенных человеку. Как мы уже видели выше, по народным поверьям длинные распущенные волосы являются элементом подключения небесных сил и, значит, сильнейшим оберегом. Именно поэтому, пока защитник-мужчина находился далеко от женщины в военном походе, она ходила с распущенными волосами создавая вокруг своего воина обережный круг. Точно такую же роль играли распущенные волосы «ведьмы», ведуньи, знахарки, когда они производили свои действия над ребенком в печи. Кроме распущенных волос особенно большое внимание надо обратить и на совершенно определенную связь Печи и Материнской Утробы. Причем, не только Печь обладает качествами утробы и способна рожать, но, очевидно, и Утроба обладает сходными с печью качествами, в частности, огненностью. Не отсюда ли и разговорные выражения, типа: жар любви или огонь страстей — явно имеющие отношение к продолжению рода. А вот что рассказывает Зеленин о бережении при родах:

«Повивальная бабка — это непременно пожилая женщина, у которой были свои дети; предпочтение отдается уважаемым вдовам и вообще тем женщинам, которые ведут безупречную нравственную жизнь. Девушек и молодых женщин народ считает для роли повитух непригодными, поэтому так редко обращаются в этих случаях к профессиональным акушеркам. А в случае тяжелых родов прибегают к магическим средствам: все присутствующие, не исключая самой роженицы, снимают пояса, расстегивают воротники, развязывают все узлы, расплетают косы, открывают печные заслонки...»

Перепекание на самом деле было широко известно исследователям народной культуры. Основанием для этой операции считалось то, что, будто бы, ребенок не допекся в утробе матери. О нем упоминает Даль в книге «О повериях, суевериях и предрассудках русского народа» :

«От детского недуга собачья старость, вероятно, сухотка хребтового мозга, перепекают ребенка, т.е. сажают его на лопату и трижды всовывают наскоро в затопленную печь». Та же «собачья старость» под наименованием «стень» описывается у Сахарова. Но всерьез этот способ лечения описан по материалам этнографического бюро князя В.Н.Тенишева доктором медицины Г.Поповым в книге «Русская народно-бытовая медицина»[7]. Так же этот способ лечения зафиксирован и в делах судебной практики, но когда дело рассматривалось грамотно, в юридическом порядке, обвинения против знахарок оказывались несостоятельными. Приведем такой случай из работы юриста А.А. Левенстима «Суеверие в его отношении к уголовному праву», опубликованной в позапрошлом веке в журнале Министерства Юстиции за 1897 года:

«От сухоты, называемой «собачьей старостью», в (...) том же Лукояновском уезде «припекают». Это делается следующим образом: всего младенца обертывают в тряпки или обкладывают разсученым в его величину пресным тестом из ржаной муки; затем, привязавши ребенка к пирожной лопате, одна женщина сует его три раза в печку, а другая столько же раз бегает от печки до порога с приговором: «пеки собачью старость, пеки гораздо».

Как мы видели выше наши Предки предпринимали не малые усилия для оберегания рожениц и вынашиваемых ими детей. Вот мнение ещё одного исследователя (какого привести конкретную ссылку это Шевцов, Андреев?):

«Под подушку роженицы в защиту от нечистой силы кладут нож, а также благовонные травы и три слепленных вместе восковых свечки; с этой же целью ухват ставят рогами к печи, и если роженице надо выйти из избы, она берет с собой этот ухват в качестве посоха. У русских оберегом служит также прут от метлы или вся метла. Чтобы оберечь ребенка, его окуривают дымом, сжигая кусок подола платья, русские вешают над колыбелью волчий зуб, украинцы в рукав рубашки, в которую заворачивают новорожденного, кладут узелок с углем, кусочком глины от печки (печиной) и кусочком хлеба с салом или вместо них соль и свечку; другой узелок с этими же предметами бросают на перекрестке дорог со словами: «На тоби, чорте, плату!» Чтобы уберечь ребенка от детских болезней, голая повитуха с голым ребенком на руках обходит вокруг бани, произнося при этом заклинание, чтобы утренняя заря взяла у ребенка все возможные болезни»

«От соединения голой и, естественно, простоволосой ведьмы-повитухи с метлой и ухватом остается для творческой фантазии лишь один шаг до Бабы-Яги в ступе с шестом или той же ведьмы на помеле. Тем более, что среди обережных обрядов зафиксированы и способы спрятать ребенка от болезни, к примеру, в корыто, из которого поят лошадей и вообще в любое укромное место. Как знать, не была ли и ступа таким оберегом от смерти. Подтверждением тесной связи Бабы Яги с бабой повитухой является и то, что некоторых детей приносят Бабе-Яге ее помощники Гуси-лебеди, которые, типологически сопоставимы аистам, приносящими детей. Вслушайтесь в звучание: принести ребенка! Здесь снова ощущается связь с деторождением».

«В любом случае ясно, что описанные в сказке «страшные» действия Бабы-Яги есть описание обряда, связанного с родовспоможением. На это, на мой взгляд указывает и её имя. В 1988 году в одной из деревень Ковровского района Владимирской области мне лично старая повитуха рассказывала, что «ягать» означало у них громко кричать, стонать при родах. Судя по всему, что я от нее узнал, термин этот был узкоспециальным и в бытовой жизни не применялся. Во время родов она и другие повитухи той же традиции предлагали роженице не тужиться и не кричать, а именно ягать, потому что все остальные общеупотребительные слова могли по ассоциации вызвать рестимуляцию болезненных воспоминаний, что помешало бы протеканию родов.

Потом уже, в 1989 году, услышав это слово от старого кулачного бойца, по прозвищу Поханя, я поинтересовался им специально. Выяснилось, что мужчины тоже ягали, когда «ярились» после уборки урожая перед выходом босиком на горящую ржаную или овсяную солому или угли. Точно также ярились яганием и перед боем или в бою, получив рану, чтобы не чувствовать боли. Это дает мне основания считать, что «ягать» означало не просто кричать и стонать, а голосом выпускать поток яростной силы. Тот же старик-боец показал мне яганье в действии, когда показывал одну старинную скоморошину с медведем. Разыгрывалась она примерно так. Приходили на гулянье ряженые водящим и медведем скоморохи. Водящий сначала предлагал «медведю» выполнить обычные в таких случаях трюки: пощупать девок, показать, как ребятишки горох воруют, как пьяные мужики обнимаются, а потом просил:

— А ну-ка, Миша, покажи как наша попадья нерадивых работников бранит!

«Медведь», изображая неуклюжего и забавного мишку, ковылял к толпе молодежи, причем, парни для участия в этой шутке выбирались покрепче, и начинал раскачиваться перед ними, шевеля губами.

Когда дед мне это рассказывал, он вдруг зажегся, оборвал сам себя и задорно крикнул бабке:

— А что, Кать, а не показать!?

Она тоже засмеялась и махнула на него рукой, как на ребенка, мол, разошелся старый.

Тогда он поставил меня возле койки и начал изображать медведя, а жене велел изображать водящего. Пластика у него, откровенно говоря, была исключительная и в какой-то миг у меня даже слегка стало двоить восприятие. Я чувствовал, что перестаю понимать, что это за существо передо мной. И не то, чтобы я хоть на миг перестал видеть старика, но и человечье в нем стало каким-то непостоянным, словно мерцающим. Он по-медвежьи пошевелил вытянутыми губами, поуркал утробно и вдруг рявкнул. Это было как мощнейший, хотя вроде бы и мягкий, удар вниз живота и в ноги. Я почти потерял сознание и очнулся лежа на кровати, Первое, что зафиксировало мое зрение, это что тетя Катя стоит в той же позе рядом с изголовьем кровати и смеется вместе с Поханей. К тому моменту я уже был подготовлен предыдущим общением со стариками на Владимирщине, что они могут оказывать на меня сильнейшее воздействие. Но вот почему при такой силе посыла, какое было в этом яганье, оно не зацепило старушку, я не мог понять много лет, пока не попробовал это сам.

Естественно, я попытался покопаться в словарях и обнаружил, что языковеды производят Ягу от язи — ведьмы, очевидно, со старославянского, но одновременно в родственных нашему славянских языках слово, звучащее как еза, означает гнев, муку, пытку, ужас. Когда я это прочитал, я понял, что такое ужас. Мы ведь обычно не очень глубоко вдаемся в смысл слов, используем их скорее как знаки. Для нас ужас — какой-то вид страха, разве что в чем-то посильней. Если учесть, что ужас — это не страх, а некое состояние, при котором сковывается физическое тело или некая сила, охватывающая и парализующая тебя, то именно это я и испытал при яганье. А в этимологическом словаре Фасмера я нашел в статье «яглый» (что означает "ярый, ревностный, быстрый") следующее: «Допустимо родство с лит. jega «сила», вин. п. ед. ч., Jega, nuojega «состояние», jegti, Jegiu «мочь, быть в состоянии», лтш. Jega «смысл, разум». И к тому же все это еще каким-то образом соотносится с «цветущим возрастом, юностью». Каким? Раз это слово встречается в разных языках, значит, оно очень древнее и имеет общую индоевропейскую основу. Вполне допустимо, хотя решать это должны специалисты, что основа эта просматривается в слове «ягода» Фасмер пишет об этом так: «Пра-слав. *aga реконструируется на основе ц.слав. (церковно-славянского) виняга... словен. vinjaga"винoгpaднaя лоза»; ...Гринкова... и сл. Мошинский... относит слав. слово к и.-e. (индоевропейскому) *ag —" съедобный плод, ягода»..

Казалось бы несовместимые, противоречащие другу другу значения — от гнева и ужаса через силу к съедобному плоду. Я бы еще добавил старославянское jagra — так когда-то звучало слово игра. Сведено это все в единое это может быть только в том случае, если все это какие-то проявления Божества… ….Богиня-повитуха, очевидно, одна из Рожаниц, которым вместе с Родом когда-то «жерали» наши предки, причем, тоже старшая. Она — Мать Богов, потому что проявленное в мире людей есть лишь эманация божественных качеств. Если она в мире людей покровительствует рождению, значит, в мире Богов она рожает и принимает роды. «Ведьмы», которые перепекали или пытались перепечь ребенка, явно не задумываясь, этим вторили каким-то действиям Великой Богини-матери, творя первый обряд в жизни нового человека».